10. Народ, проснись!

Подумай о жизни, где смысл и где толк,
Когда человек человечеству – волк.
Несёт ли ответственность кто-то за это,
Что кровью насквозь пропиталась планета.

Что всеми забыты и честь, и любовь,
За то, что за ружья хватаемся вновь,
Что мир у себя же отняли, как воры,
Оставив лишь ругань, да споры и ссоры.

К чему обещания и сладкие грёзы,
Когда с глаз не сходят солёные слёзы,
Когда пулей скошены падают ниц
Тела сотен тысяч, под отблеск зарниц.

Лишь ненависть в нас процветает и зреет,
А смысл здравый, разум всё тлеет и тлеет.
Мы совесть продали, мы – грешные люди –
Надеемся всё, что никто не осудит.

Что с рук всё сойдёт, ведь так было не раз,
Сходило всё, сходит, сойдёт и сейчас…

Мы второпях свели на нет убогий
коммунизм,
Но обнажили тут и там кошмарный
терроризм.
Осталось лишь собой пополнить криминал
И обеспечить в мире всем чудовищный
финал.
А может быть, время на тормоз нажать,
Иль якорь нам бросить в морскую пучину,
И рук не слагать, не терпеть и молчать,
Тайком наблюдая отчизны кончину.

Проснись, народ, встряхнись и пой,
С похмелья воздержись от сотки,
Все беды в жизни – от хмельной,
Кристально чистой русской водки.
Проснись, народ, проснись!


8. Забытая эпоха

Ты говоришь, эпоха рыцарей прошла,
Эпоха свиста стрел и лязганий меча,
Блестящие доспехами турниры
И смерть несущий взмах рапиры.

Смертельный поединок с опущенным
забралом,
И крепко стиснутым древком копья,
В походах воинов с коротеньким
привалом.
Былое, говоришь ты, возвратить нельзя?

А что, подумай, их объединяло,
Что поединками их управляло?
Лишь жажда разрушения, насилия в
крови,
С трибун, услышав крики: «Убивай!»,
«Руби!».

Взгляни на нас, на наше время.
Не нужен меч, лошадки стремя.
Но в лицах сохранилась та же злоба,
Угроза, ненависть и месть до гроба.

А нравы изменились лишь чуть-чуть.
Исчезли честные, открытые бои.
Из-за угла стремятся в спину нож
воткнуть,
Не разбирая, где чужие, где свои.

Не стоит сожалеть о прежнем благородстве,
Осанке, лоске, стати, превосходстве,
и всех вокруг винить в уродстве.
Тебя я вынужден настойчиво просить
На братьев стрелы не переводить и в злобе
гневно не косить.
Эпоха доблести к нам лишь тогда вернётся
Когда на жертвенный алтарь неправды
кровь прольётся,
Когда себя ты сможешь изменить,
И с ближним в мире дружно жить.


5. Смысл жизни

О, Боже, где мне силы взять?
Скажи-ка, милая природа-мать,
Где ниточку клубка во тьме искать,
Его распутав, смысл жизни вмиг понять?

Пустыми фразами напичкан с детства я:
Что счастья только труженик достоин,
Без кропотливого труда, мол, жить
нельзя,
Что лишь трудящемуся счастья путь
проторен,

Что человек рождён изобретать,
Рубить, пилить, копать и строить.
Но, может, хватит, не краснея, лгать?!
И хватит с нами бесполезно спорить?!

А может, объяснить бы вы смогли,
Чем жизнь рабочего так хороша?
Тем, что считает до получки дни,
В очередях от сырости дрожа?

А тем, кто жизнь провёл в труде,
Состарившись, не видя счастья,
Кто жил в нужде, порой в беде,
Для них жизнь – вечное ненастье.

Но вы кричите: «Бедность – не порок!»
Хотя, познав её, кричали б по-иному.
Себе наворовать успели впрок,
В дерьме копаться – предоставили
другому.

И я в своём решении прям и строг,
Ведь жизни цель сумел определить:
Тех, кто к нужде скатиться нам помог,
Заставить строить, красить и пилить.


2. Из прошлого в настоящее


Весёлый, беззаботный и шальной,
Доверчивый, хоть иногда упрямый,
Страны великой, мощной и родной
Народ хмельной, а часто просто пьяный,

Развлечься славно очень захотел.
С зазывным шумом, криком, гамом
В коптящий дымом паровоз влетел
Послушать о насущном, смелом, главном.

Речь машиниста, с сердцем замирая,
Все молча слушали, закрыв глаза,
А он с улыбкой говорил, картавя,
О цели путешествия слова:

«Вы насладитесь жизнью новой,
И каждого исполнится мечта,
Тяжёлая работа станет плёвой,
Печаль не повторится никогда.

Вы вкус познаете свободы,
Хозяина вмиг обретёт земля,
Не будут никого терзать заботы,
И ваши станут реки и поля».

На «бис» речь машиниста принята была,
И колебаниям был конец положен.
Пусть лысая ведёт вперёд нас голова,
Навеки мы счастливый путь проложим.

С похмелья дружно взялись за штурвал
Те, кто соху в руках всю жизнь держал.
В деревню скопом грянули профаны,
И нанесли земле сплошные раны.

А чтобы не было обратного пути,
Безумцы стали рельсы разбирать.
Энтузиазма им не занимать,
Труднее строить, нежели ломать.

Не все идею поддержали,
И ими тюрьмы заполняли,
На каторгу в Сибирь ссылали,
А многих просто расстреляли.

Сменяя поколения, годы шли.
Мечта благополучия не сбылась,
К заветной цели так и не пришли,
И жизнь прекрасная им только
снилась.

Но вновь на горизонте «гений»
показался,
Премудрый свой затеял он сюжет,
За лет пяток восстановить всё взялся,
В итоге начатое свёл на нет.

Могучий разобрав на части паровоз,
Он устремился к славе, ввысь.
Кому котёл достался, а кому – насос,
Все по рукам детали разошлись.

Мы и сейчас ими торгуем,
Меняем, дарим и воруем,
На Запад многое толкаем,
Взамен подачки получаем.

Страны извечную проблему
С наскоку вздумал он решить:
Он запретил всем водку пить
И алкоголь производить.

А с жесточайшей похмелюги
Завыли хором все пьянчуги,
И в ход пошли одеколоны
И огуречные лосьоны,

И тайный, мутный самогон
Продолжил рвано пьяный сон…

Нет, нужен нам другой вожак,
Страны исправить крен,
И заявил: «Разгоним мрак!»
Подвыпивший Е.Б.Н.



И вновь рекою потекла
Не жизнь, сивуха горькая,
И многих в горе вовлекла
Торговля честью бойкая.

А где остатки чести, гордость?
Неужто всё продать успели?
Иль в вас осталась только
подлость?
А совесть пропили, проели?

Вступили на тропу бессмысленной
войны,
Резню устроив брата с братом.
Кому хотите показать, как вы
сильны,
К невесте-смерти отправляя сватов?

Настало, наконец, и наше время жить,
Не небо синее по-прежнему коптить,
Не разрушать, ломать и убивать,
А строить, мыслить, созидать,
В наследство счастье детям оставлять.


В ожидании выстрела Авроры.
Как одряхлело понятие вера
И в людях угасла сила любви
Всех выше достоинств - богатство,
карьера
Жестокость и злоба бушуют в крови

Святые твердили, что Божие Царство
Для всех человеков счастливый удел
Но выбрали мы плутовство и
коварство
Бесчестный, гнилой, воровской
беспредел

Во имя семьи, стариков и детей
Спокойствия ради супруг, матерей
Глаза закрываем на подлость, обман
Побольше-б жратвы, да потолще
карман

Не верим мы в то, что грядёт
наказание
Что нас не минует заслуженный суд
Усмешка на лицах взамен покаяния
За грешную жизнь, за распутство и
блуд

Язык без костей - это знаем давно
Но у наших властей, он давно помело
И там, где черно, тьма, они
всё-равно
Твердят, всё пушисто, светло и бело

За ложь и корысть, за гнёт и лишения
Уж скоро совсем лопнет наше терпение
Волнуются массы и ропщет народ
Осталось чуть-чуть, совсем мало,
вот-вот

Но чтобы не грянула вновь революция
Создали закон, нарекли - Конституция
И чтоб не пришлось на себя нам пенять
Велели его свято чтить, соблюдать

И чтобы к властям не теряли учтивость
За то, что попрали они справедливость
Чтоб в ход не пустили ломы и лопаты
Грабёж охраняют менты и солдаты

Поповская свора не слышет наш стон
Им сладко живётся и мягок их трон
И карой пугая взымают лишь мзду
Народ загоняя во тьму и в узду

Но это не вечно, до той лишь поры
Когда нищий люд обнажит топоры
И разом закончатся лживые споры
Лишь только услышим мы выстрел
Авроры

Порочное Патриаршество.
Последние "весёлые" настали времена
Когда братва церковная с бандитскою одна
Когда устами грешников несётся "благовест"
У существа разумного рождается протест

Безбожная и пошлая в Московию власть пришла
И искупление лёгкое от всех грехов нашла
Чтоб голытьба не видела, что нет на них креста
Отстроим Храм разрушенный Спасителя-Христа

Чтоб слава "благодетелей" пошла наверняка
Для личной безопасности внедрили "свояка"
О Боге больше голоси и власть превозноси
И будешь Патриархом ты на грешной, на Руси

Он уяснил, что комитет, не любит пустомель
Чекист Дроздов его назвали, иль проще-Азазель
И он нам, за терпение, небесный рай пророчил
Молчание - золото, твердил, но, слава Богу, почил

Вздохнул народ, подумал вот; достойного найдём
На смену лжи придёт уж тот, кого так долго ждём
Но люд ослеп, на ухо глух, никак всё не поймёт
Давно народ ничто для власти и он напрасно ждёт

Напрасно думает, что власть пушиста и бела
Пусть взглянет на поступки их, на их дела
Коричневой верховную-церковную зовут
Разгадка цвета кроется чуть ниже, тут

Когда маляр порока, цвет неба голубой
Окрасил на холсте и грех, палитрою одной
Но истина проста, где свет, там сгинет тьма
И станет грех коричневым, под цвет дерьма

Коричневые звери диктуют нам, как жить
Что есть диктуют и что пить, и как кого любить
Не ими нам дана свобода, не им и отнимать
Не надо нас с дерьмом мешать, не надо нас марать

Запомни, что не может волк ягнёнком быть
Не может зверь покладистым и добрым слыть
Народ, не заблуждайся, ведь зверю имя есть
И есть число ему - сочти, оно трикратно шесть!!!

Патриарх Московский и Всея Руси Гундяев Владимир Михайлович = 666
Где А=1 Б=2.....Ю=32 Я=33

Дополнение к произведению.
Степень грешности человека для Бога милостивого неважна, так как после покаяния и начала праведной жизни человеком грешным, Им(Богом) обеляются одежды, то есть происходит прощение грехов. Этот путь необходимо пройти и ВМГ, для сохранения своей жизни и жизней людей любящих его и любимых им. Хватит ли духу у него на это - всё во власти Божьей. На Него упование, Ему Вера, Ему любовь, а с Ним и надежда.

Другая Россия.
Не спешите хоронить страну
Хочь чаще марш по ней играют
похоронный
Хоть тьма в ней тех, толкающих
её ко дну
И чаще смрад с неё доносится
зловонный

Фатальною и гибельной ошибкой
Стал новогодний, с извинениями,
подарок
У власти зыбкой, мерзкой,хлипкой
Встал подлый человечишко-огарок

Под ложной кротостью ягнёнка
Скрывается зверинный лик-оскал
С елейным голосом, как у ребёнка
Он совестью и честью, как и
ростом мал

Из лизоблюдов, воров и хапуг
Объединённых тленным запахом
наживы
Единый создал, свой, порочный
круг
Поступки их, как речи, вечно
лживы

Но сила и величие страны
Что средь зловония тлетворного и
гнили
Росточки правды, всё-же, кое-где
видны
Их сеят те, которых, к счастью,
не убили

Не спешите хоронить народ
Да, он пока глухой, совсем
незрячий
Пока не чувствует он где герой,
а где урод
Пока в нём дремлет пыл горячий

Страданья, смерти, горе, боль
Встряхнёт народ, ведь в нём
мессия
Когда он осознает свою роль
Тогда и возродится, вновь, Россия!!!

Власть сатаны.
Стоп машина, стоп мотор
Рёв тревоги, срочный сбор
Всем объявлено - война
Инициатор - сатана!

В бой бросаются бригады
Тыл чеканит им награды
Орден каждому на грудь
Так вперёд, в последний
путь

В рассуждениях нет резона
Слабнет в спорах оборона
Безрассудному солдату
Можно всунуть и лопату

Одним меньше, одним больше
Бой короче, или дольше
Разница-то не видна
Цель для всех для вас одна

Жизнь отдать велит ваш долг
Пусть поляжет хоть весь полк
Сколько жертв? Да наплевать!
Их орда, а нас то рать!

Так твердит нам наша власть
Ей война и беды всласть
И начхать, что жизнь одна
Тогда кто же, сатана?

Царство сатаны.
Балом правит сатана
Честь здесь вовсе не нужна
Ложь, предательство, обман
Вот вам Библия, Коран

И буддист и христианин
Иудей и мусульманин
Каждый получил завет
На любой вопрос ответ

Хочешь в этой жизни толк
Относись ко всем, как волк
И не будь ты, как ягнёнок
Всем внушается с пелёнок

Истина для всех проста
Плюнь на Будду и Христа
И не прав был Магомед
В этом мире правды нет

В дело острые клыки
Ноги, локти, кулаки
Будет вам за это плата
Горы серебра и злата

Рви, грызи, кромсай, кусай
На Земле создай свой рай
Будь напорист и жесток
Вот судьба твоя, твой рок

Внутри собственного чрева
Уничтожь свой личный храм
Мир разрушится , и снова
Будут Ева и Адам


28. Великая страна


Вот годы, словно птицы, пролетели
После страны великой мрачного
распада.
И с братьями, с кем кашу вместе ели,
Настало время бесконечного разлада.

Эй, что везёте, челноки, какое ваше
пойло?
И что вы прёте, простаки, давайте
резво в стойло!
Водичку возите напрасно, а это что,
вино?
Какое-то не красное и мутное оно.

К товарам вашим, к вам нам надобно
придраться,
Что помидоры ваши нам давно уж
не годятся,
Огурчиком родным закусывать
приятней,
Так к Родине любовь становится
понятней.

А вот раскосые таджики,
Вон, в кучу сбились, горемыки.
Глянь, как глаза сейчас просительно
косят,
Видать, они у нас трудоустроиться
хотят.
На наш, на родный зарятся на рубль,
И нам наносят страшный вред и убыль,
И землю нашу родненькую топчут,
На нас небось счас матом ропщут.

Давай, Вань, дружно по мордам
Восточным этим чудакам
скорее надаём,
А то уж нету жизни нам,
прям скоро все умрём.

Тот корчит полчаса улыбку,
мне он не по нутру,
Он тяжкую свершил ошибку,
пойду её сотру...

Стой, Вась, я в смысле, встань
и глянь:
Они – не нашенская рвань,
Гляди, у них фотопараты,
И в них, смотри, внутри оконцы,
Видать, они – круты ребяты.
Деревня, Вася, це ж японцы.
В сравнении с ними, Вася, мы –
калеки, горемыки,
Они же – баловни судьбы,
они – Земли владыки...

Да, Вань, мы с ними чуть
не дали маху,
Чуть честь страны не положили мы
легко на плаху.
Ну, что ж, пойду я покажу ему
мужицкого размаху,
И за народов дружбу с ним я
накачу рюмаху...

О, Ваня, друг, привет, пардон,
я в смысле, извини,
Чуть дольше я, чем думал,
задержался,
Ну, просто не чета казахам
нашенским они,
Уже я с ними побратался, ну и
чуть-чуть,
Совсем слегка, как видимо,
нажрался.
Но, Ваня, я Отчизны честь
пред ними отстоял,
И даже я раз десять песнь
на «бис» им повторял,
Но лепший среди них –
мне кореш тот,
мне тот братан,

Который незнакомым нам
так мило улыбался,
И с ним я пил, и писал с ним,
и с ним вдвоём нажрался.

Зато теперь, ну, сам смотри,
и слушай, и суди,
Теперь со мной Вась-Вась они,
хоть как ты не нуди.

И будут в той Японии все знать
теперь,
Что в душу нашу щедрую –
через бутылку дверь.
Ведь только так мосты общения
возводят,
Гуляют буйно, пляшут, хороводят,
Так крепнет дружба между
братскими народами.
Ведь схожи, Ваня, с ними мы
чуть-чуть природами,
А я, ты ж знаешь, добрая душа,
пускай любой киргиз.
Пусть будет всем им
щедрый приз,
порыв мой,
мой каприз.
Пусть честно эти бурлаки
работают на нас,
Не то бездельников у нас
хватает и без вас.
Пусть пилит, строит, плитку ложит
и красит тот узбек,
Дороги наши нам проложит,
не на день, а на век.
А мы с тобою, слышишь, Вань,
Чтоб хватку, мощь не потерять,
Пока открытый за углом,
не то потом конфуз, облом
и для здоровия надлом.
Да, точно, хватит рассуждать,
я мигом – беленькую взять.
Той рыженькой скажу: «Привет!»
и дам ей парочку конфет,

Чтоб вдруг та милая сестрёнка
не сунула опять палёнку.
Ты помнишь, как мучительно
блевали,
И в пирожках мы на укроп
грешили,
Его, несвежего, в грехах огульно
обвиняли.
Не знаю, как тот день мы пережили.

Ведь горькую, как водится, допили
И пирожки без зелени дожрали...

Слышь, Вань, мне тут всё эта
мысль,
Тревожа, сильно отравляет жизнь,
Развей, дружок, мою тревогу
и укажи мне верную дорогу.

Вань, помнишь, как мы строили
страну...
Да, Вася, помню хорошо я
стройные высотки...
Да нет, я, Вань, о том, что много
водки,
Цистерну выпили, а может, не одну.
А, Ваня, вспомни, друг, хоть это
посложней,
Страны родной стремительный
обвал,
Как матом ты частушки
напевал о ней,
И как валюту рисовал, и как её
лохам совал,
И как матрёшки с орденами
на Арбате
Мы продавали ну совсем,
ну вдрызг, в умате.

Выходит, как и строить,
так и разрушать
Нас сподвигал мужицкий наш
напиток.
Здоровья лихо он вычёркивал
избыток,
Нередко память умудрялся
отключать.
В угаре строили, и в нём ломали,
Пилили, строили, детей рожали.
В нём, очевидно, мы себя и
потеряли,
Когда смысл бытия в вине искали.
И знаешь, Вань, что в голову
приходит?
(Видать, что действие хмеля
проходит).
Что вовсе и не так нам, людям,
надо жить,
Не так, как мы, свой мозг и ум
горилкою травить,
Что нет в ней смысла, нет в ней
прока,
Когда в день возведения общения
мостов
Запрет снимает воздержания
и постов,
Распахивая настежь нам ворота
лжи, обмана,
Трусливого и гнусного порока.
И вот что, Вань, послушай, друг,
В глаза мне глянь и смело
встрянь,
Коль буду я не прав иль где-то
ошибусь,
Ведь речью я и мыслью здрав,
пока не наберусь.
Давай, Вань, дружно мы с тобой
со всей вчерашнею братвой,
Ну да, с таджиками, с грузинами,
с прибалтами, с узбеками,
Мы побратаем тех японцев,
китайцев и монгольцев,
Чтоб вместе нам дорогу строить
Не на хмельных дрожжах, как
прежде,
Не ссориться, кричать и вечно
спорить,
А дать шанс нашей в нас ожить
надежде,

Надежде в том, что мы друг
в друге
Друзей отыщем закадычных,
а не врагов
Бездушных, мерзких и циничных,
Грабителей, убийц, насильников,
воров;
Не будем вздрагивать
от грома и салютов,
в немом испуге
Опять обделавшись со страху,
врага завидев снова в друге;
Когда любовь мужская (дурное
не подумай, Вань,
Я в смысле – наша солидарность,
Помочь другому без надежд на
благодарность),
Вставать нас будет гнать
в рассвета рань.
И мне плевать, что нефть нашли
на нашем огороде,
На том, вон, газ, на том – алмаз,
на том – уран в породе.
А вон в земле с утра елозят
граблями мужики,
Они еду на стол наш носят,
страдальцы-батраки.
И я хочу всем в мире громко заявить:
Я трезв, как стёклышко, за перегар
прошу простить,
Что в мире этом – все мы братья, и
нам грешно делить
Богатство, всем подаренное Богом,
И земли с личной выгодой дробить,
В кормушку личную упёршись
рогом.
Да здравствует армян, хохол и
молдаван,
Нам брат и африканец, француз и
итальянец,
Всех приглашу в наш дружный стан,
в наш многоликий караван,
Чтоб в мире мирно мы друг с другом
жили,

А не любовью с честью на базаре
торговали;

Дорогу строили удобную для всех и
каждого одну;
Чтобы тропинками по чащам
не блуждали;
Забвенье чтобы в волнах не искали,
Устав от жизни и скитаний и идя
ко дну.

Ведь сила наша, слышишь, Вань,
Не спирт составами, встречая,
потреблять,
Измученную печень рассолом
поливать
И жизнь с удачей в угаре винном
Нетрезвым взглядом мимо провожать.

А наша, Ваня, цель, ведь все мы
человеки, –
Между собою не делить ни горы, и ни
реки,
Имеешь что в котомке, ты с ближним
раздели,
И общий стол для всех людей скорей
сооруди,
Обидные слова и с бородой долги
Забудь великодушно, должников
прости,
Сердечко от пустых забот,
не медля, разгрузи,
И душу робкую скорее
на волю отпусти.



33. Я не одинок!

Бродил я как-то под дождём и весь промок,
Под вечер занемог серьёзно и на неделю
слёг.
Пока болел неделю и лечился, один
страдал,
В уме картины рисовал, в уме один их
обсуждал
И возмущался: цвета нет, лишь чёрно-серые
тона.
Изобразил тоску, печаль, иль кто она,
И как зовут Вас, грустное высочество,
Разлука юная или седое одиночество?

Откуда держишь путь, ко мне надолго?..
Молчания тягостная жуть, знобящая
прохлада шёлка...

«Я добиралась очень тяжело, немножко дай
передохнуть,
Дороги снегом замело, на горизонте вьюги
муть,
Зовут меня не знаю как, ведь каждый,
кличет по-иному,
Ведь для кого-то я – забвения мрак,
подобна в мир другой парому,
Являюсь кем я для тебя,
определяйся сам,
себе ответь.
Быть может, спутница твоя,
ровесница твоим годам,
иль от вторжений плеть.
Что обо мне, живу я скромно, никого
не беспокою,
Не жалуюсь, что времени в обрез, что денег
нет, не ною,
Ты жизнь свою назад, как плёнку, прокрути,
И ты увидишь, как сплелись у нас дороги
и пути».
И тут с рождения кадры понеслись,
галопом поскакали,

События прошлого, как фильм, пред
утомлёнными глазами.

Как жизнь текла до этих пор, пока жильё
и огороды наши
Не опоясывал высокий, как небоскрёб,
забор,
И споров не было, чей выше и чей краше.

Конечно, все по-разному, но вместе жили.
Одни на жизнь детей копили,
копеечки в сбербанк носили,
Вторые тех детей растили,
кормили с ложечки,
им попки мыли,
А третьи, как могли, лечили,
уколы ставили,
микстурами поили.
Одни мучительно рожали, само зачатие
в гневе проклинали,
Другие родов ожидали, в неведении
слепом страдали,
Дома ввысь строили и деревца садили,
женились и гуляли, кушали и пили.
Вот так всё, день за днём, за годом год
и жили.

Полезными знакомствами, как шерстью,
густо обрастали,
Кого-то на мгновение находили, кого-то
навсегда теряли,
И на природу шашлычок и водочку без
меры брали,
Я, без сомнения, их, они меня друзьями
звали.

Но жизнь – не только шумный праздник,
друзей гурьба,
Она – и беды, и страдания, и ежедневная
борьба,
Она – мерило отношений
в удаче, в радости
и в чёрной полосе лишений,

Она и мудрости совет,
она и пьяный лепет, бред,
Она – загадок полный воз,
она – мучительный вопрос,
Она и скрытый лучик, свет,
в настырных поисках ответ,
В ней всякая самодовольная бравада
становится для дружбы,
как грозная преграда,
Она – причина для навета, зависти и
дележа, разлада,
Она – та поговорка, что, если сила есть,
ума, как видимо, не надо.
И вот, пока искал решение жизни, пока
во тьме блуждал,
Пока друзей в другие страны
с надеждой провожал,
И вот, уж сколько долгих лет
настойчиво преследует меня
одна из самых тяжких бед.
Пока я истину искал, пока безумствовал,
страдал,
Друзей, как мелочь из кармана, всех
по дорогам растерял,
Я оглянулся попросить совет,
их след давно простыл,
их рядом нет.
Нет рядом никого из истинных друзей,
остался я один.
Так будь с женой, с ребёнком будь, ну,
как примерный семьянин.
И хватит по дорогам напрасно
колесить,
Смысл бытия, свет истины просить,
для человечества открыть.
Живи семьёй, живи женой, она тебе –
надёжный друг
Она, как в широченном поле, плуг,
где надо, разровняет, вспашет,
И на скитания твои не зря она пеняет,
Не зря в «благой» истерике руками
машет.

Семья, как праздничная юбка, по швам
трещала,
Когда на свой манер, красуясь, её ты
примеряла,
Всё подгибала, резала, всё подшивала,
и поясок, как поводок, в неё совала.
Но тут, от полноты желаний, вдруг её
порвала.
Гражданский брак был официальным,
вполне реальным,
Теперь, в скандалах, браком стал
военным, разводом верным.
Не выдержав суровых испытаний, моих
за истиной скитаний,
Со мной, всплакнув, рассталась, семья
распалась,
А ты за новою мечтой своей погналась.

Сынишка мал, сейчас он не поймёт,
он просто любит, верит и растёт.
От нетерпения сгорая, меня
с игрушками всё ждёт,
И их без сожаления оставляет, когда
со мной гулять идёт.
Он любит без условий, меры,
обязательств,
Далёк он от обмана, лжи, предательств,
Не требует он за любовь награды,
не видит в ней опасности,
преграды,
Не делит разумом на чёрное и белое,
Чутьём младенческим он сам
распознаёт,
Где кислое и твёрдое, зелёное, незрелое,
Где сладкое и сочное, где красное и
спелое.
Пока он, истиной питаясь, правдой
дышит и живёт,
И даже если вдруг он в жизни
ошибётся,
И если вдруг усталая нога с пути
собьётся,
Опорой рядом стану, утешением от
печали,
Напомню детство, как его любили,
целовали,

Как на подушке перед сном
по очереди бережно качали.

И если заболеет, рядом лягу, боль
у нас одна,
И радость общая, и счастье, и беда.
И, Боже упаси, мне за его лечение,
взросление, становление
копеечки считать,
В расходах постоянных обвинять,
корить, ругать и
отречением пугать.
Не стану никогда я следовать совету
большинства,
Ведь часто убеждался сам:
их правда не всегда права.

Не надо слепо верить убеждениям,
И глупо топать за народною толпой,
не надо жизнью жить чужой,
У каждого своя судьба
и выбор тоже свой.

А выбор мой, мой век, моя судьба –
То неспешный, в размышлениях, бег,
то быстрая, в мечтах, ходьба,
Размышления о том, что мир
давно живёт законами иными,
Когда военными, когда, банально,
воровскими,
Мечты о том, чтоб мир наш грязно-
чёрный
Украсить в радуги смеющейся
цвета,
Чтоб в нём не бедствовал народ,
и тёмный, и покорный,
Чтоб жизнь для каждого была как
пир,
Чтоб в мир наш лживый и жестокий
Пришёл правдивый, добрый мир.

Для этого я не могу идти
протоптанной дорожкой,
И не могу я для познания книжки
лишь ограничиться обложкой.

А неизведанные те пути, они,
как топи, зыбки,
На них нельзя не оступиться, не
совершить ошибки.
И вот когда споткнулся и в землю
лбом уткнулся,
Когда мне было больно, грустно,
когда была беда,
Когда мне было в жизни пусто,
Вас не было тогда.
И тут я замер, понял вдруг, кто
друг мне, кто мне свят,
И кем я жил, и кем мечтал, и кем
богат.
И тут я понял: я – не одинок,
ведь тот во мне, кто мне помог,
когда я изнемог,
Он – крепость рук – мой друг!
Он только свят – мой брат!
И это жизнь моя, мой рок,
моя судьба,
моя любовь,
мой Бог!!!

Басни Папы Римского.

Сегодня ночью я проснулся с каким-то странным
мне волнением,
С какой-то странной грустью, даже с лёгким
сожалением.
По той эпохе, в которой рос и шишки с синяками
набивал, пока взрослел,
В которой грыз гранит науки, на службе бдил,
в трудах потел,
В которой строил непонятный, но долгожданный
коммунизм,
Рабочий и крестьянский рай и хором проклинал
фашизм.
Теперь процент совсем уж малый в мире целом
Считает заблуждение слепой толпы хорошим
делом.
Фашизм, виня давно по праву,
всё меньше слушаем и красную,
наверно, от стыда и лжи ораву,
Как овцы, ищем пастуха, в церквях ответа ищем,
А результата нет и нет, лишь куча горестей и бед,
И третью тысячу тяжёлых лет
свиными рылами
среди навоза рыщем.

Но тут неведению людскому пришёл конец,
Руками в стороны развёл и заявил гордец:
«Я – чтец, отныне и уж точно на века,
всех человеческих сердец,
Я поведу всех за собой, за горизонт, туда,
потом в дороге объясню
зачем, к кому, куда.
Я вместо Бога на планете, и голова, и лапа,
И всем букашкам и амёбам в земле и в море
Я царь, король иль просто Папа.
Да, уточню, что я порой
то польский, то немецкий,
ну, в общем, Римский Папа».

Куда мы с ним уверенно бредём, слепые
со слепым?
И почему его никак не спросим, ну почему
молчим?
Ушами с ним давно мы ничего не слышим,
И полной грудью воздухом давно не дышим.
И что опять невнятно нам бормочет,
что сокровенного
в который раз
(уж сколько лет!)
открыть нам хочет.
Быть может, шепчет нам рецепт от горестей
и бед,
Иль немощной рукой указывает правды свет?
А может, он, общаясь с Богом, шлёт от него
простой привет?

Всё реже мы друг друга понимаем,
всё реже Папским мы речам внимаем,
Ведь сколько он по миру ни катается,
в речах сколь горло нежное
не надрывается,
А всё вокруг не только не меняется,
не улучшается, а ухудшается.
Не в Папском царстве, не в Вавилонском
государстве,
А в нашей жизни, всех простых людей,
мужчин и женщин, стариков,
старух, детей.
И этот голос нам твердит, что беспрерывно
молит небо
Во сне и наяву, в любой стране, и где бы
не был,
Он поражает мир давно обильным словом,
дивным красноречием,
Без устали твердя на разных языках для всех
иным наречием,
Но вот вопрос, ведь так как мы и так
подобны Божеству,
Ведь так писали нам в Святом Завете,
Тогда зачем к себе через него
тропу нам пролагать,
пусть честно нам ответит.
И почему через него молитвы наши к Богу
Так долго шли, устав в пути, что спутали
дорогу,
И так с тех древних лет в неведении
блуждали.

Напрасно, видно, на него надежды
с упоением возлагали,
И зря с тех давних пор ответа ждём,
во тьме томимся,
И зря мы на глазах толпы усердно
крестимся, постимся.
Вот так и жили зря, спросить боялись,
вдруг лишнего сболтнём, не то споём
И божьей благодати, вечной жизни мы
чрез него лишимся.

Вот так, дыхание затаив, мы слушаем его
рассказы, басни, повести,
Призывы к благочестию, смирению и
к нашей совести.
Пугаете заблудших матерей от церкви
отречением
За уничтоженный в себе в грехе зачатый
нежелательный росток,
А поджигателей войны негласно именуете
врачами,
Бомбёжки, артобстрелы городов и днями, и
ночами
Вы от заразы, ереси, чумы,
аффекта эффективным
называете лечением.
А нам твердите, цыц, терпите, терпел же Бог,
И ваша участь такова, таков всей черни
тяжкий рок.

А я молю, чтоб каждый из людей сознательно
признал,
Что нет между Богом и нами ни Пап,
ни Батьков, ни попов,
ни святейших отцов,
Чтоб каждый Бога дух в себе нашёл
и в нём себя познал,
И понял он, вокруг – все братья, и нет вокруг
рабов.
И шар земной по праву – общий
для нас
для всех
надёжный кров!!!